Удача I

Как Аргус Филч получил работу, а Хогвартс — Аргуса Филча

У всех людей что-то было, у Аргуса Филча не было ничего. «Совершенно безнадёжный», — говорили родители совершенно без надежды. Однако в семье его любили больше всех, и не без причины: Аргус не умел читать мысли. «Какой пустяк! — подумаете вы. — Я тоже не умею, и что?» Разумеется, для маггла это вещь совершенно обыкновенная и привычная, вроде центрального отопления и водопровода для горожанина. Топить печь и носить воду из колодца — ах, как романтично! Читать чужие мысли — ах, как полезно! Но у коромысла два конца: в одном ведре ваши мысли, в другом — чужие. Теоретически со временем привыкаешь таскать коромысло, не выплёскивая своих мыслей из правого ведра и до краёв наполняя чужими левое. Практически — не у всех получается. Мало у кого получается, на самом-то деле. То сам оплошаешь и откроешься (почему поверху всегда плавает грязная пена, а хорошее лежит на дне, где его не разглядишь?), то не сумеешь пробиться сквозь чары, окутывающие мозг близкого человека… всё вкривь и вкось, уж лучше бы вовсе этих мыслей не читать, чем смотреть в них и видеть фигу.
Филч был лишён возможности увидеть и фигу, чему иногда радовался. Мать всегда говорила: «Не хочешь наслушаться о себе гадостей, не проветривай уши у замочной скважины», — про него можно было наговорить кучу гадостей (и внешность, и характер к этому располагали). К тому же положение Аргуса нельзя было назвать совсем плачевным: он не мог проникнуть в чужое сознание, но и его собственное оставалось закрытым для всех, кроме него самого.
Двадцати одного года от роду Филч решил, что ему надо устроиться на работу. На прощание отец одарил его рассеянным пожеланием удачи и галлеоном, мать — рассеянным поцелуем и бутылью собственноручно изготовленной валерьяновой настойки. Если Исмена Филч полагала, что Аргусу придётся поволноваться, прежде чем он найдёт себе работу, она ошибалась. Сойдя с Хогвартс-экспресса, Аргус осмотрелся и решительно надвинул старую, хорошо вычищенную шляпу на глаза.
Спустя некоторое время он очутился в «Трёх мётлах», где так же решительно проследовал к стойке и настоятельно покашлял. Хозяйка, приятная женщина, чья пышная, белая, как пивная пена, грудь вызывала мгновенное расположение посетителей мужского пола, приветливо ему улыбнулась.
— Что вам угодно, сэр?
— Я ищу работу.
Улыбка из приветливой превратилась в задумчивую.
— Мне не нужен помощник. Я всё успеваю сама. — Она вынула палочку, произнесла заклинание, и пустые стаканы со столика перекочевали на стойку.
— Здорово, — сказал Аргус. — Я бы так не смог. Я ведь сквиб.
— Тем более, — проговорила хозяйка, — вы же не… О. Вы сказали — сквиб?
— Вот именно. — Гм. Ну что ж, возможно, помощник мне и пригодится. Иногда посетители ведут себя довольно бурно. Разумеется, я могу с ними справиться, но лучше пусть имеют дело с мужчиной. Боюсь только, работа покажется вам скучной. Вы ещё человек молодой, всё у вас впереди. Цели там всякие.
— Нет у меня никаких целей, — сказал Аргус. — Буду рад у вас работать, мадам…
— Розмерта, ещё пару пива! — выкрикнул кто-то из глубины зала.
— Мадам Розмерта.
— Росмерта, — поправила она. — Так правильней, и приносит удачу в делах*. Стало быть, вы совсем-совсем не можете читать мысли?
— Зачем сыпать соль на раны? — проворчал Аргус.
Мадам Росмерта согласилась, что незачем. Вопрос о жалованье быстро уладили, и Аргус приступил к исполнению новых обязанностей. Дебоши в «Трёх мётлах» бывали нечасто, но всё же случались. Для подобных оказий Аргус держал под стойкой крикетную биту. Мало кто мог устоять против такого аргусмента. В сложных случаях на помощь приходила мадам Росмерта, вооружённая чарами в прямом и переносном смысле. В обычное время Филч мёл полы, вытирал столы и исполнял другую чёрную работу. Самые грязные столы начинали блестеть после того, как над ними потрудился Аргус. Хозяйка, до появления Филча управлявшаяся по хозяйству с помощью магии, заметила — помещение, которое убирают вручную, приобретает особенный уют.
Особенно уютно мадам Росмерте делалось при мысли, что рядом с Аргусом можно думать свободно: всё равно как сбросить тесные туфли на «шпильке» и пройтись по траве босиком. Иногда она рассказывала Филчу разные истории из своей жизни, а он молча слушал и протирал стаканы. Большую часть этих рассказов Аргус сразу забывал. Посетители тоже любили с ним беседовать; лицевые мускулы, напряжённые в попытке удержать мысли за дамбой защитных блоков, расслаблялись, и слова лились потоком.
Аргус забывал и их. Люди мало его интересовали. Ему нравилось приводить в порядок вещи. Прошли зима, весна и половина лета, а Филч всё работал в «Трёх мётлах». В начале августа он встретил миссис Норрис.
На задворках паба шастали коты и кошки — молодые и старые, полудикие и домашние, с яркими внимательными глазами; уши торчком, худые бока подобраны, кто-то и вправду голоден, а для кого-то порыться в баках — вроде физкультуры. Аргус их гонял — без злобы, но нельзя же позволять всякому хозяйничать на заднем дворе просто потому, что ему захотелось. В то утро он был угрюм. Накануне «Пушки Педдл» заливали своё поражение виски, заодно залив столы, полы и даже потолок, так что работы было невпроворот. На крышке бака грызла рыбью голову молоденькая кошка. Формами и готовностью слиться с окружающей средой она смахивала на палочника. Филч посмотрел на кошку и сделал движение, собираясь прогнать её, но вдруг остановился и опустил руку. Кошка посмотрела на Филча и сделала движение, собираясь пуститься наутёк, но вдруг остановилась и приняла застенчивый вид. После ленча Аргус вынес жареную рыбу в бумажке, после обеда — колбасные обрезки. Кошка принимала угощение с благодарностью, от которой её тощее тельце вибрировало, как лодочный подвесной мотор.
Следующим утром на заднем дворе хозяйничали три больших кота. Кошечка забилась за бак, не решаясь выйти. Филч мог прогнать котов, только они всё равно бы вернулись. Поэтому он подозвал кошку и покормил её на кухне. Пока он отмывал столы, гостья скромно сидела в уголке, посверкивая выпуклыми глазами.
— Вы завели себе кошку? — в голосе мадам Росмерты прозвучало лёгкое неодобрение. Она предпочитала собак.
— Она сама завелась, — буркнул Аргус.
— Как вы её зовёте?
— Она всегда тут, незачем её звать.
— Нет, так не годится.
— Мадам Росмерта наклонилась, чтобы погладить кошку. Та тихо зашипела, будто яйцо, вылитое на горячую сковороду. — У, какая!
— Миссис Норрис, — сказал Аргус, вспомнив одну из знакомых матери — тощую, пронырливую, склочную вдову. — Такое у неё будет имя.

Как-то Аргус спросил, что случилось с человеком, напавшим на Дамблдора в «Трёх мётлах». Ответа он не получил, зато нарвался на новый разговор по душам.
— Мистер Филч, как вы скрашиваете ваш досуг?
— А?
— Чем вы занимаетесь в свободное время? Насколько я могу судить, вы не интересуетесь спортом…
— Нет.
— …да и чтение не особенно вас привлекает. Мне кажется, вам скучно.
Аргус сообразил, что директор задумал разнообразить скучную филчеву жизнь, и не на шутку испугался. — Я собираю картинки, — сказал он поспешно.
— Вот как? — Дамблдор заулыбался. — И какого же рода картины вы предпочитаете?
— Французские.
— О, французская живопись? У вас хороший вкус.
— Да там на любой вкус попадаются, — неосторожно признался Аргус.
— В самом деле? — заинтересовался Дамблдор. — Я бы с удовольствием взглянул на вашу коллекцию. Вы отдаёте предпочтение какому-нибудь определённому жанру?
— А?
— Натюрморты, портреты, жанровые сцены?
— Портреты, — согласился Аргус. — И жанровые сцены. Портреты дамочек в разных сценах. Всё-таки до этих мудрецов ужасно медленно доходит.
— Ах, женщины, — взгляд директора стал рассеянным, будто он вдруг утратил интерес к беседе. — Непременно взгляну на вашу коллекцию, мистер Филч… как только у меня появится время. Разумеется, коллекционирование картин — недурное хобби, но, может быть, этого недостаточно?
— Ну да. Лично общаться приятнее, — признался Аргус.
— Кажется, мы с вами друг друга не понимаем, — Дамблдор погладил бороду, стирая с губ усмешку.
— Аргус, неужели у вас совсем нет амбиций? Филч понял, что директор от него не отстанет.
— Ладно, — сказал он покорно. — Научиться магии — это амбиция?
— Определённо.
— Ладно, — повторил Аргус и тем же вечером выписал себе «Скоромагию», специальное издание. С его помощью он действительно многому научился и не раз приятно удивлял знакомых дам разнообразными познаниями в самых неожиданных областях. Главное было вовремя прятать книжку от посторонних. Иллюстрации, которыми автор украсил специальное издание, могли бы внести смущение в душу случайного читателя. В общем, причин жаловаться на жизнь у Аргуса не было, а всё-таки его не оставляло чувство, что его провели и завлекли в Хогвартс обманом. Теперь он знал, кто такой Томми и как злопамятны его друзья, однако никто из них так и не явился к мадам Росмерте. Больше того, человека в плаще не видели в Хогсмиде до того вечера и не встречали позже. Его будто смыло дождём. Всё это было чрезвычайно подозрительно. «Так или нет, — говорил себе Аргус, — от добра добра не ищут». Плохое место, но хорошая работа. Если бы только не школьники и Пивз! С ними ничего нельзя было поделать — неотъемлемая часть Хогвартса; если школьники разъезжались на каникулы, Пивз безобразничал круглый год.
— Зачем ты так поступаешь? — спросил однажды Филч. — Нарушаешь порядок, пакостишь… Чего тебе неймётся?
Лицо Пивза расплылось в лягушачьей ухмылке. — Потому что я всегда так поступал, — сказал он. — Всегда-всегда. Я был тут до вас. Был до них, — он ткнул пальцем в эльфа, нарезающего морковь для рагу. — Всегда буду. А вы всё время бродите тут, глаза мне мозолите.
У Филча было своё мнение относительно того, кто кому мозолит глаза. — Я приношу пользу, а ты — тварь бессмысленная, от тебя один вред, — заявил он. В ответ Пивз расхохотался и взмыл к потолку, прихватив с плиты котёл с кипящим супом. Эльфы и миссис Норрис метнулись по углам. Аргус был не так проворен, и ему бы плохо пришлось, если бы на кухню не просочился Кровавый Барон и не вспугнул злокозненного духа. Подобные инциденты случались редко.
Жизнь в Хогвартсе была размеренной; всякое событие совершалось в свой черёд. Для школьников и профессоров готовили эльфы. Сами они питались корнями трав, прорастающих в бруг. Аргус видел эти живые, шевелящиеся корни, выступающие из стен; иногда они разбивали кладку прямо в классе или в факультетской гостиной, но никто, кроме Филча и эльфов, их не замечал. Иногда Аргус отпускал эльфов поохотиться в Запретном лесу. Все остальные собирались на кухне и ждали возвращения охотников. Часть мяса они готовили на угольях, часть пожирали сырым. Филч старался не присматриваться к их добыче — эльфы не отличались разборчивостью. Пушку следовало варить кашу с мясом, кормить раз в день. Третья голова вечно норовила пустить в ход клыки. После того как Аргус треснул её ведром по лбу, голова присмирела, но бдительность терять было нельзя. Первая мирная, вторую можно задобрить говяжьим мослом.
Филч приручал пространство вокруг себя, и только людей он приручить не мог. Своевольные, как мартышки, школьники носились по Хогвартсу и делали что хотели. Аргус с ног сбился, охраняя ходы, ведущие вглубь холма. Одна надежда была на профессоров. Но и профессора не хотели упорядочиваться. Должно быть, мысли, рвущиеся наружу, чтобы соединиться с чужим сознанием, мешали их владельцам успокоиться и навсегда занять определённое место. Иногда Филч видел, как профессора запинаются в разговоре и пристально смотрят друг другу между глаз, в переносицу. Потом их разговор возобновлялся. Все они его презирали. «Отлично, — говорил себе Аргус, — превосходненько. Зато вы понятия не имеете о том, что мне ясно как день: мы все заключены в толщу старого капризного холма». Школьники не могли не нарушать, потому что ничего вокруг толком не видели. Только и знали, что думать о себе, и слушать, что думают о них другие, и делать так, чтобы другие думали о них как можно больше, и страдать оттого, что другие думают о них не то, чего бы им хотелось. Аргуса они презирали, а презрение к себе каждое утро выдавливали перед зеркалом, как прыщи, чтобы другие, не дай Мерлин, не увидели его, красное и нарывающее, прямо на кончике носа. «Презирайте-презирайте», — думал он, утаскивая школьников на очередную отработку. Там они, маги и телепаты, скребли котлы и полировали мебель, а он посиживал в кресле и читал «Скоромагию», страницы которой через одну были проклеены французскими картинками. Иногда он заставлял штрафников натирать маслом цепи с наручниками и веселился. Не надо было заглядывать соплякам в голову, чтобы видеть, как их потряхивает от страха. Это было довольно мелочно с его стороны, но, по правде говоря, Филч как раз и был мелочным брюзгой.

К лету 1997 года свет в Хогвартсе стал иссякать. Теперь и Аргусу приходилось пользоваться факелами и свечами. Эльфы сделались вялыми. Филч часто заставал их сидящими в углу, их длинные руки висели безвольно, как плети. По ночам из-под земли слышались жалобные звуки флейт и дудочек, Пушок вторил им заунывным воем. Профессора ходили с остановившимися глазами; школьники, не столь искусные в создании защитных чар, то и дело ссорились или впадали в чёрную меланхолию. Шерсть миссис Норрис каждую ночь вставала дыбом и потрескивала. Казалось, близится гроза… и однажды она разразилась.
У директора Филч убирал сам. В тот вечер он застал Дамблдора в кабинете. Директор стоял у окна, глядя на Кабанью долину, в руках он держал чёрный дорожный плащ.
— Не нужно уборки, Аргус, — сказал он. — Завтра никому не будет дела, много ли пыли на этих приборах.
— Сэр?
— Завтра утром меня не станет. Филч молча смотрел на него. — Помните, что я вам говорил про Астрономическую башню? — Дамблдор улыбнулся. — Я — вождь, в страну которого пришло несчастье. Моя кровь накормит сид. Меня непременно должны похоронить здесь, в Кабаньей долине. Минерва проследит за этим. А вы, Аргус, навещайте мою гробницу. Её стена, обращённая на запад, будет покрыта рунами. Если вы заметите, что они стираются, немедленно сообщите об этом мисс Макгонагалл.
— Сделаю, сэр, — сказал Филч, чувствуя странное жжение в груди.
— Спасибо, Аргус, и прощайте, — директор пожал ему руку и двинулся прочь.
Больше Филч не видел Дамблдора. На похороны он не пошёл: ему не хотелось толкаться среди шмыгающих, хныкающих и ревущих навзрыд волшебников. Подождав, пока все не разойдутся, Аргус немного посидел у гробницы. Он слышал, как в озере стонет и причитает водяной народ; из Леса доносился далёкий скорбный вой. Ближе к ночи все эльфы Хогвартса собрались и ушли в глубь холма. Аргус лежал, вытянувшись под тонким шерстяным одеялом, и прижимал к себе миссис Норрис. Оба не спали. Потом он часто навещал гробницу, сметал мусор с мрамора и менял сухие цветы на свежие. Однажды миссис Норрис подбежала к западной стене гробницы и принялась тревожно мяукать. Аргус взглянул на руны и увидел, что часть их стёрлась, а затем услышал тихий шелест, доносящийся из гробницы. Макгонагалл, услышав об этом, на миг замерла, будто от сильного испуга, а потом бросилась к гробнице, для скорости обернувшись кошкой. Аргус удержал рванувшуюся за ней миссис Норрис.
— Это не наше с тобой дело, — сказал он твёрдо. — Мы следим за порядком, и точка.
С этими словами он медленно, нехотя двинулся в сторону гробницы, шикая на миссис Норрис, норовившую забежать вперёд. Ветра не было, стояла полная тишина. Аргус увидел директора Макгонагалл, ходившую вокруг гробницы. Она снова была в человеческом обличье. Наклонив голову, она напряжённо к чему-то прислушивалась. Аргус прислушался тоже, и ему почудился отдалённый гул, постепенно приближавшийся и нараставший. Миссис Норрис насторожила уши и вдруг попятилась. Филчем овладевало странное чувство: его голова словно превратилась в сосуд, соединённый с тысячей других сосудов множеством трубочек, по которым непрерывно циркулировал звук. Гул стал громче. Теперь он шёл одновременно со всех сторон. Аргус оглянулся, и с его губ сорвался хриплый, жалобный звук. Над озером возвышался многобашенный замок. В тот же миг до Филча донёсся хаотичный хор голосов, многие из которых были ему знакомы. Они лепетали какую-то невнятицу, точно их владельцы сами не понимали, что произносят всё это. Впервые в жизни Аргус слышал чужие мысли. Он зажал уши руками и бросился прочь от гробницы. Миссис Норрис летела за ним. Вскоре голоса смолкли, только ровный гул заставлял вибрировать нервы, затем утих и он.
С этого дня Филч стал испытывать к магам некоторое сочувствие и даже школьников наказывал без особого рвения. Он продолжал поддерживать бруг в надлежащем виде, но больше по привычке, чем из чувства долга. Иногда, дождавшись, чтобы Макгонагалл ушла, Аргус поднимался в кабинет директора и рассказывал Дамблдору на портрете, как ведёт себя замок-холм. Без Дамблдора Хогвартс стал не тот, хотя, разумеется, лучшее, что могло с ним случиться — это Амбридж. Филч был бы не против, если бы с Хогвартсом снова случилась Амбридж, или Армагеддон, или Иггдрасиль упал на сид и раздавил всё к чертям. Особенно Пивза. Филч не любил Хогвартс: он был огромен, волшебен, стозевен, как Тифон; он ловил рои мыслей и обволакивал их камнем. Он весь был утыкан старыми, доисторическими, ещё нечеловеческими мыслями. Аргус понимал, что никогда не сможет его вычистить — этого не смог бы и Геракл. А вот холм полюбил Филча. Аргус был самым неволшебным из всех заключённых в нём существ, и Хогвартс не хотел лишаться такого любопытного приобретения.
Весной 2000 года Филч попытался уехать в Лондон. На полпути его охватило беспокойство, нараставшее по мере того, как он удалялся от Хогвартса. Когда он сошёл на перрон, ему показалось, что бетонный пол покачнулся, как палуба корабля, переворачивающегося вверх дном. Филч немедленно сел в обратный поезд и больше никогда не выходил дальше Хогсмида.

Отредактировано Пират (2018-04-05 14:42:18)

Однажды Аргус лёг в постель после вечернего обхода. Ночь выдалась сырой, в спальне было холоднее обычного. Филч надвинул ночной колпак на глаза, натянул одеяло и заснул. Пробудился он в тёмном зале, где раньше не бывал. В первый момент он подумал, что видит сон, однако, осмотрев себя, обнаружил, что одет в халат, наброшенный поверх ночной рубахи, а кисточка колпака свешивается ему на нос. Он больше не спал. Миссис Норрис бежала впереди, тревожно поглядывая на хозяина снизу вверх. Филч стряхнул с себя оцепенение, вызванное растерянностью, и огляделся, пытаясь определить, что это за место. Тьма, наполнявшая зал, казалась особенной — воздух словно состоял из мельчайшей угольной пыли, от которой першило в горле и хотелось чихать. Аргус покачал головой, удивляясь, и хотел повернуться к выходу, когда его внимание привлекли светящиеся точки в центре зала. Свет, поначалу слабый, разгорался тем сильнее, чем пристальнее Филч вглядывался, и скоро стало понятно, что источник его — не светляки и не духи. «Так светятся окна в домах», — подумал Аргус. Эти огоньки обещали тепло и уют. Ты идёшь один по улице промозглым осенним вечером и видишь, как за окнами семьи собираются к ужину, — такой это был свет. Филч вдруг понял, в каком странном и страшном месте протекает его жизнь. Сердце вспыхнуло и остыло, словно зола в погасшем камине. Не отрывая взгляда от призывно мигающих огоньков, Аргус двинулся им навстречу.
Внезапно миссис Норрис издала пронзительный вопль и вцепилась ему в ногу, располосовав кожу. Филч тоже заорал; ему пришлось остановиться, чтобы отцепить кошку, но она отскочила сама. Аргус шагнул за ней и только теперь увидел, что стоит на самом краю глубокой шахты, отвесно уходящей на неведомую глубину. Он опустился на колени и посмотрел вниз. Далеко, в темноте, слышались тихий плеск и звуки, напоминавшие рыдания.
— Это Колодец Разбитых Желаний, — сказал Кирнах, когда Аргус спросил его о шахте. — Он заманивает лживыми посулами, и никто не знает, что происходит с упавшими в него. Даже эльфы туда не ходят.
Аргус взял карту и поставил крестик напротив одного из коридоров: наложить на двери печать. — В Хогвартсе есть такое же место?
— Только его эхо. Или отражение. Оно безопасно.
— Где оно?
— В зале Огня. Аргус решил проверить и отражение. Что эльфу хорошо, школьнику смерть. Эхо оказалось на месте. Это был такой же колодец, но расположенный горизонтально, круглые стены мерцали и расплывались в воздухе, уходя в бесконечность; отчётливо было видно лишь верхнее кольцо, вода стояла вровень с его краями. В воде отражался румяный, тщательно выбритый Филч в бархатном пиджаке. Он мыл машину на лужайке перед нарядным коттеджем.
— Чёрт знает что, — сказал Аргус. Из дома вышла женщина, отдалённо напоминающая мадам Росмерту. Миссис Норрис зашипела.
— Ну, Аргус, как вам наш Еиналеж? Иногда Филчу казалось, что в роду Дамблдора были Дивьи Люди — ходил он так же бесшумно, как эльфы. Переступив домашними туфлями, на каждой из которых красовалась вышитая золотом львиная морда, директор остановился рядом.
— Лучше, чем его источник, — проворчал Аргус. — Этот хоть молчит.
— Да, — откликнулся директор и почесал пёрышки сидевшему на его плече Фоуксу. Феникс вытянул шею, как разомлевшая курица. — Минерва мне говорила. А что обещал вам источник?
— Гм, — отозвался Филч. — По правде говоря, я не расслышал.
— Жаль.
— Меньше помнишь — слаще спишь.
— Человеческой душе порой нужна встряска. Представьте себе, Аргус: скучные, монотонные дни проходят один за другим, и ничего не случается…
— Вот бы хорошо-то было, — сказал Филч. Возможно, именно это и обещал ему колодец: жизнь, в которой ничего не случается. Аргус не знал. Иногда он приходил в тот самый коридор и стоял у двери, нерешительно поглаживая печать. Ему хотелось войти. Хотелось узнать, чего он желает на самом деле. Постояв так с минуту, Аргус опускал голову и шёл прочь.

В ночь перед первым появлением василиска Филчу приснился странный сон. Он увидел Поттера-младшего, лежащего на столе. Дамблдор и профессор Снейп склонились над ним и что-то делали с его головой. «Подайте мне половник, Аргус», — сказал Дамблдор. Филч протянул половник, невесть как очутившийся в его руке. Профессор Снейп нажал на макушку Поттера, верхняя часть черепа откинулась, словно на шарнирах, и из головы выскочила мышка. Она укусила профессора Снейпа за палец и забегала по столу. Директор вручил половник Снейпу, профессор отдал его Поттеру. Тот ударил мышку половником. Мышка упала и задрала лапки кверху. Проснувшись, Аргус увидел такую же мышку на своей подушке: миссис Норрис исправно подавала хозяину завтрак в постель. Порывшись в соннике, Филч прочёл: «”Половник” — ближайший период времени у вас будет насыщен встречами. ”Мышь” — сон предрекает какие-то бытовые неприятности и фальшивость близких друзей. Для девушки или женщины увиденная в сновидении мышь — предостережение о скрытых врагах. ”Директор” — к страху и волнению в течение ближайшего времени». Профессор Снейп в соннике не значился. Василиск оказался неумной тварью, и неудивительно — много ли ума может быть у вышитой фигуры? История его появления в Хогвартсе такова: однажды Салазар Слизерин из любопытства расплёл узор на эльфийском гобелене. Змей, освободившийся из сплетений волшебного хмеля, стал быстро расти и оказался таким зловредным, что Салазару пришлось запечатать вход в его нору. Пробудившись ото сна, василиск немедленно захотел есть и выполз на охоту.

Конечно, Поттера нельзя было винить в случившемся, виноваты были василиск, Том Риддл и — отчасти — Слизерин… но хотя истинный виновник страданий миссис Норрис нашёлся, осадок остался. А на эльфийском гобелене осталась дыра. «Так всегда, — думал Филч, орудуя тесаком. — Эти герои не думают, кто будет убирать побеждённых ими чудовищ. Им наплевать. Намусорили и ушли». Он бы провозился неделю, однако появился профессор Снейп, разделал василиска несколькими взмахами палочки и, рассовав скорбные останки по банкам и склянкам, унёс их к себе. Спасибо, конечно, подумал Филч, хотя мог бы разделать аккуратнее, чтобы пятен было поменьше. Профессор Снейп был тоже в своем роде герой, пусть и выглядел так, будто на него с неба упала надгробная плита, чудом не убив до смерти. Так он и ходил до поры до времени — с невидимой плитой на спине, словно памятник самому себе.
— Вы, Аргус, воплощение здравого смысла, — говаривал Дамблдор, — но это лишь оттого, что вы, так сказать, всецело предоставлены самому себе. Самый разумный человек становится немного сумасшедшим, если не может быть до конца уверен, чьи мысли он думает, свои или чужие. Будьте же снисходительны!
Аргус не желал быть снисходительным. Ему так хотелось увидеть наказанного героя, что он даже заказал Хогвартсу сон: Поттер в кандалах. Вместо этого ему приснилась Помона Спраут, вся в цепях и неглиже. Развесив пышные груди, она заглядывала Филчу в глаза и томно стонала. Филч проснулся в холодном поту и схватился за сонник. «”Цепи” — в ближайшее время вас будет тяготить бремя ответственности. “Неглиже” — неуважение окружающих». Общий результат получился непонятным. На всякий случай Аргус спрятал цепи в кладовку. Странно, что когда в Хогвартсе появились Кэрроу, пытки стали обычным делом, а цепи и тисочки для пальцев могли бы превратиться в обычные предметы обихода, Филч перестал про них вспоминать.

— Я не безупречен, — признался Дамблдор. Аргус нахмурил брови. Такому месту, как Хогвартс, был нужен директор настолько близкий к идеалу, насколько это возможно для смертного. — Я сделал много ошибок, — продолжал Дамблдор. — У меня есть недостатки, однако я знаю за собой одно достоинство: я стремлюсь к совершенствованию своей души. Всю жизнь я посвятил тому, чтобы сделаться лучше и сделать таким мир вокруг.
— А разве мир стал лучше? — удивился Филч.
— По крайней мере, он не стал хуже! — резко ответил Дамблдор.
После смерти директора Аргус понял, о чём он говорил. Новые порядки пришлись ему не по нраву. С Хогвартсом стало труднее управляться. Пытки, боль, запах крови и страха — всё это нравилось Хогвартсу, это он любил. Холм больше не хотел быть замком, он снова хотел превратиться в сид. С каждым днём прибавлялось грязи и беспорядка. Аргус начал принимать на ночь опиум. Он не хотел видеть, как его подопечный дичает. В бруге стало довольно шумно, у Филча же, напротив, появилось внутреннее ощущение какой-то нарастающей тишины, мёртвой, как в склепе. Тишина расходилась кругами от директора (ещё живого) и от гробницы Дамблдора. В том месте, где круги сходились, от тишины лопалась голова. Помимо тишины Хогвартс умножал тени. Коридоры, которыми проходил новый директор, не только казались, но и были темнее прочих. Мрак лип к нему, свечи задыхались в его присутствии. В дела директора и его компании Аргус не совался. Наверняка им было бы интересно узнать о тайнах холма. Может быть, его даже наградили бы за такую информацию. Скорее, впрочем, он сгинул бы в Чёрном озере. Ненужные свидетели — скоропортящийся товар. Филч привык скрывать свою осведомленность: покажешь, что знаешь больше положенного завхозу, и тебя вмиг загонят в бутылочку. Честный щетинистый Аргус, машет своей честной щетинистой метлой и знать ничего не знает. Зато сны ему теперь снились удивительные.

В ночь перед Битвой Аргуса разбудили крики и топот. Нельзя сказать, что новый поворот винта застал Филча совсем врасплох (утром эльфы вместо обычного скона подали ему на завтрак печёную саламандру, на которой лимонной глазурью было выведено: «Сюрприз»), но принятый перед сном опиум сделал его расслабленным и неуклюжим. Сначала он не мог найти свечу, затем — кресало. Миссис Норрис обтёсывала косяк когтями и заунывно мяукала. Потом потерялись штаны. Хотя Филч готов был поклясться, что повесил их на спинку стула, нашлись они почему-то в ванной. В придачу он ударился больным коленом об угол стола. Кое-как одевшись, Аргус выскочил за дверь.
— Ученики не в постели! Ученики в коридорах!
— Потому что им так велено, идиот безмозглый! — рявкнула Макгонагалл. — Разыщите Пивза!
Филч даже не огрызнулся. Только разыскав духа (и выслушав пару неизбежных оскорблений), Аргус пришёл в себя и сообразил, что происходит. Шум, беспорядки, все бегают и кричат… Возвращение героя. И, конечно же, запах смерти. От героев пахнет смертью. В ту ночь смертью смердело от всех, даже к себе Аргус предпочитал не принюхиваться. Одни только дети, которых они с мадам Помфри уводили из Хогвартса по тоннелю, пахли нормально: дебильным детским энтузиазмом, вспыхивающим, как только ребёнку позволяют выбраться из постели в три часа ночи. «Кабанья голова» напоминала кабанью голову только снаружи. Изнутри она напоминала внутренность кабаньей головы. На сид она не тянула — так, маленький скромный полый холм. Филч иногда заходил сюда выпить. Хозяин терпеть не мог Альбуса Дамблдора, но Филчу не требовались серенады в честь бывшего директора. Кружка пива вполне его удовлетворяла.
— Это что? — возмущённо рявкнул Аберфорт, увидев первую партию школьников. — Филч, какого ляда ты приволок сюда несовершеннолетних?
— Мы скоро уйдём, — заверила мадам Помфри, огляделась, оценила царившую в «Голове» антисанитарию и закончила: — Очень скоро. Даже немедленно. Так, дети, разбились на группы! Куда же их девать? — прибавила она растерянно. — Аппарировать им нельзя, да они и не умеют. Её взгляд упал на огромный открытый очаг, над которым медленно вращалась насаженная на вертел свинья. — Ваш камин заблокирован?
Аргус хотел сказать, что хотел бы посмотреть на человека, который сумеет заблокировать очаг в полом холме, потом спохватился — вдруг Аберфорт не знает? Мадам Помфри точно не знала.
— Я только что насадил свинью, — буркнул хозяин. — Она должна поворачиваться равномерно. Если снять её сейчас, мясо будет не то.
— И долго она будет поворачиваться?
— Часа три.
— Нам это не подходит, — заявила мадам Помфри с решительностью медика, помноженной на непререкаемость колдуньи. — Я уважаю вашу позицию, однако, по моему скромному разумению, дети чуточку важнее печёной свиньи. Повинуясь движению её палочки, свинья вылетела из очага и повисла в воздухе. — Я верну её на место, как только уйдёт последний ребёнок. Дети, строимся! Адреса произносите чётко. Астория, выплюнь конфету. Все должны оказаться дома, а не на острове Мэн.
Аргус наблюдал, как дети проходят под свиньёй, висевшей над ними наподобие омелы, берут дымолётный порох из банки и исчезают один за другим. Зазевавшихся и робких он подталкивал без излишней мягкости.
— Вот и всё, — подытожила мадам Помфри, возвращая свинью в её законное пекло. — Спасибо за содействие, мистер Дамблдор.
— На здоровье, — буркнул Аберфорт.
— Я возвращаюсь в Хогвартс, — сказала мадам Помфри. — Полагаю, моя помощь скоро понадобится, и, боюсь, очень многим. Вам лучше остаться здесь, мистер Филч. Не представляю, каким образом вы сможете противостоять Упивающимся, если они на вас нападут.
— Там миссис Норрис, — кратко ответил Аргус.
— Я тоже пойду, — заявил Аберфорт. — Кто там у вас сейчас директор?
— Наверное, Минерва Макгонагалл.
— Скажу пару ласковых старой кошке, — закончил Аберфорт. По тоннелю они вернулись обратно в Хогвартс и там расстались. Коридоры опустели. Оставшиеся обитатели собрались в Большом зале — самом маленьком из парадных залов бруга. Основатели выбрали его за камерность: в нём так уютно было сидеть тесной маленькой компанией долгими зимними вечерами! Нынешняя компания об уюте не помышляла, а ночь им предстояла очень долгая. Дверь кабинета была распахнута. Аргус позвал миссис Норрис. Она не отозвалась. Взяв фонарь, Филч заковылял по коридору. За всё время службы он ни разу не совершал того, что делал сейчас: он врал Хогвартсу. Аргус рассказывал сиду, каким тот должен быть, и холм послушно убирал стены и раскрывал двери; лестницы становились пологими, коридоры распрямлялись. Миссис Норрис не отзывалась. Филч загадал, что если хоть один человек ему попадётся, миссис Норрис выбежит навстречу. Проклятый холм точно вымер.
— Моя кошка здесь не пробегала? — спросил Филч у горгульи.
— Нет, — ответила та, но Аргус всё равно поднялся в пустой сейчас кабинет директора.
— Вы знаете, что творится? — спросил он у портрета Дамблдора. — Вы зря велели себя убить, сэр. Волдеморт победит.
— Посмотрим, Аргус, — промолвил тот. — Отчаяние глубоко, но Надежда всегда поднимается над его водами.
— Не выше, чем Последний покой, — мрачно сказал Филч. — Я не могу найти миссис Норрис. Вы не знаете, где она? — Понятия не имею, Аргус. Признаться, мне сейчас немного не до миссис Норрис. — Холодный смех Дамблдора прошелестел, словно порыв ветра. — Посмотрите в окно. Видите что-нибудь странное?
— Там всё странное, — буркнул Филч и вдруг понял, о чём говорил бывший директор. Мох, покрывавший холм, приобрёл красноватый оттенок; над землёй колыхался туман цвета сукровицы. С такой высоты увидеть кошку было невозможно, однако Аргус почувствовал: она где-то там, возле леса.
— Я пойду, — он заспешил к дверям.
— Если встретишь Томми, передай ему привет, — сказал Дамблдор ему в спину. Через один из тоннелей Филч выбрался наружу, оказавшись неподалёку от леса. Впереди тихо хрустнула ветка, небольшой изящный силуэт мелькнул на фоне потемневшего неба. «Берегись!» — сказал Аргусу внутренний голос. Это был его собственный голос и, конечно, следовало его послушать. Вместо этого Филч прибавил шагу, выломился на полянку и наткнулся на Волдеморта в окружении группы людей в чёрных плащах. Встреча произошла так неожиданно, что Аргус даже не испугался, лишь растерянно застыл на месте. Похоже, Волдеморт был поражён не меньше. Он вскинул голову, будто кобра-альбинос, и уставился на Филча своими красными глазками.
— Кто ты такой? Почему я не слышал твоего приближения? Аргус молчал. В горле пересохло.
— Это Филч, завхоз, — сказал кто-то. — Он сквиб.
— Филч. Подойдите. — Волдеморт поманил Аргуса к себе. Тот сделал шажок вперёд — скорее, качнулся, обозначив движение, чем по-настоящему шагнул.
— Каким вы хотите быть, мистер Филч — благоразумным или мёртвым?
Аргус покосился на Амбридж. Та сделала вид, будто его не знает. Что с неё взять. Бабы.
— Предпочитаю просто быть, ваше лордство.
— Пытаешься острить?
— Никак нет, ваше… — Аргус откашлялся. — Куда уж мне острить. Тупей меня только лошадиное копыто. Где-то в другом месте, залитом светом без тени, Атропос держала ножницы; сквозь пальцы её левой руки были пропущены три нити: одна — грубая и неровная, бурого цвета; вторая сияла золотом, но если присмотреться, золото оказывалось фальшивым. Третья была золотая. Действительно золотая.
— Эти людишки в замке намерены защищаться? Отвечать на этот вопрос было бессмысленно — Филч понятия не имел, что решили эти людишки в замке, поэтому он промолчал. — Жить он явно не хочет, — заметил Волдеморт.
— Нет, хочу! — возразил Аргус.
— Жалкая тварь! — Волдеморт расхохотался. — Ты всё равно сдохнешь. А вот я не умру никогда! Я победил смерть. Никто не может уничтожить меня!
— Ну-ну, расхвастался, — пробормотала Атропос.
— Ваш Дамблдор думал, что он сможет совладать со мной, и где он теперь? Старый паук задохнулся в собственной паутине.
— Он передал вам привет, — произнёс Филч, не веря, что говорит это.
— Что? — Волдеморт дёрнул головой. — Дамблдор. Сегодня. Так и сказал: «Увидишь Томми — передавай ему привет». Над толпой Упивающихся пронёсся вздох. — Я увидел, вот и передаю, — закончил Аргус в мёртвой тишине. Туман стал гуще; кровянистая мгла колыхалась на уровне колен.
— Очень мило, — сказал Волдеморт сладким, ледяным голосом. — Спасибо, мистер Филч. Полагаю, мне остаётся лишь отправить вас к Дамблдору с ответным посланием. Передайте ему: «Я победил». Его палочка описала в воздухе кривую. Руки Аргуса свело судорогой, шея окаменела, кости со щелчком вышли из суставов. Вокруг была чёрная ледяная пустота. Потом она стало теплеть… теплеть… раскаляться и одновременно сжиматься, пока не сомкнулась вокруг Аргуса подобием свинцовой, докрасна раскалённой скорлупы. Запахло горелой плотью. Его волосы вспыхнули и сгорели, кожа почернела и начала обугливаться, с шипением вытек левый глаз…
Он стоял на дороге. Полоска утоптанной земли исчезала между высокой, в пояс, луговой травой. Подул сильный ветер, пригибая траву до земли. Чуть в стороне от дороги высился грубый деревянный крест; на его перекладине сидел ворон и смотрел на Аргуса с равнодушной печалью. «Я умер», — понял Филч. Он лёг на сухую колючую землю, из оставшегося глаза потекли слёзы. Ворон закаркал. Это просто мысли. Чужие мысли. Аргус свернулся, подогнув ноги, как насекомое, влетевшее в пламя свечи, и затих. На самом деле ничего не происходит. Он не горит. Его обманывают. Боль утихла. Филч приоткрыл глаза — оба совершенно целых глаза. Из земли поднимались красноватые стебли. Их усики оплетали ноги Волдеморта, поднимались выше, впивались в плоть, пока весь он не оказался покрыт пульсирующими, высасывающими магию растениями. Он ничего не замечал. Никто ничего не замечал. Мысли Упивающихся тянулись навстречу друг другу, переплетались — такие же странные, красноватые щупальца. Вся сила этих людей уходила на то, чтобы разорвать чужую сеть и сплести свою. Один только Аргус сквозь пелену боли видел, как стебли отрываются от земли, укореняясь в теле мёртвого мага, и тянут из него силу. Альбус Дамблдор не напрасно напоил своей кровью сид.
— Готов, — сказал кто-то. Филч видел, как Волдеморт уходит.
Розовые цветочки колыхались на лысом черепе, будто плюмаж. Аргус отполз в кусты и лежал там, то приходя в сознание, то снова проваливаясь в забытьё. Из своего укрытия он видел, как народ Кабаньей долины собирается на битву. Мимо прошёл отряд эльфов: лица расписаны синей краской, знаменосец несёт на древке человеческую кожу, снятую «чулком». В сморщенные глазницы кто-то вшил пару стеклянных алых шариков. Кожа трепетала на ветру; плоское высохшее лицо кривилось, и Филчу казалось, будто это Волдеморт усмехается ему безгубым ртом. Эльфы дули в костяные дудки и смеялись — впервые за много лет. Им было всё равно, кого убивать. «Если все погибнут, кто победит?» — подумал Аргус. Ответ был очевиден. Победит Хогвартс. Сейчас он ликовал: земля под Филчем подрагивала, словно холм посмеивался, предвкушая угощение. Вдалеке кипела битва. Туман переливался волнами. Это успокаивало. От розового к алому — пурпур, багрец, киноварь, снова розовый, бледнеющий до цвета слоновой кости… Филч задремал. Ему приснились огромные ножницы, вырезающие снежинки из небесного свода. «Ножницы, — вспомнил он, — означают рождение и смерть. Вырезать ножницами — к переменам. Видеть снег — перемены к лучшему». — Чего вы ждёте? — прошептал Аргус, обращаясь к ножницам. — Кроите. Атропос улыбнулась и перерезала нить. Когда Филч проснулся, солнце уже поднялось над вершинами деревьев. Из Хогвартса доносились звуки веселья. Аргус пришёл к выводу, что верх взяли защитники: в противном случае он услышал бы вопли и стоны. К тому же у него было отчётливое ощущение, что Волдеморт умер, хотя Филч ни за что не смог бы объяснить, почему так решил. Вслед за тем Аргуса настигло озарение, от которого он едва не свалился обратно в кусты. Он вспомнил, что перед эвакуацией запер миссис Норрис в ванной. В жизни снова наступила ясность. Прошлой ночью он сказал что-то, изменившее судьбу не только его, но и Хогвартса. Он что-то сказал… или сделал? Филч не мог вспомнить. Тяжело поднявшись (болело не только колено, каждый суставчик ныл, каждая косточка протестовала), он вернулся в сид и выпустил из ванной злую как чёрт миссис Норрис.

Все участники Битвы за Хогвартс неизбежно должны были перемениться, и все они переменились — за одним исключением. Тот, кто попытался бы найти десять отличий между Аргусом Филчем за полгода до Битвы и Аргусом Филчем полгода спустя, потерпел бы неудачу. Собственно, ему бы очень повезло, найди он хоть одно. Вот Аргус сидит за столом, щетинистый (бритве будет дозволено коснуться его щёк только через день), привычно хмурый и невыспавшийся, губы сложены в брюзгливую гримасу, миссис Норрис хрипло мурлычет, свернувшись клубком на костлявых коленях хозяина. Отрадное зрелище для консерватора. Второго такого законсервированного субъекта, как Филч, надо поискать. Вошёл Кирнах, поставил перед Филчем тарелку с яичницей. Скулу эльфа пересекал глубокий порез.
— У тебя кровь идёт, — сказал Аргус.
— Мы играли, — объяснил Кирнах, собрал кровь пальцем, облизал его и, ухмыляясь, исчез. Филч переложил часть яичницы в мисочку миссис Норрис. Оба принялись за еду. После завтрака они поднялись в кабинет директора. Макгонагалл была на уроках — она по-прежнему вела трансфигурацию, совмещая занятия с директорскими обязанностями. Дамблдор выслушал новости и вежливо поблагодарил. Кажется, ему было не особенно интересно. За последние полгода ничего занимательного в Хогвартсе не происходило, и Аргус благословлял за это судьбу. У подножия лестницы, ведущей к кабинету директора, Поттер беседовал с горгульей. «Мог бы встречаться с Грейнджер в Хогсмиде, — подумал Филч. — Ушёл — так ушёл». Поттер отвлёкся от горгульи и взглянул на Аргуса. Его глаза потеряли прежнюю яркость. Зелень просвечивала сквозь лёгкую дымку застилавшего её красноватого тумана.
— Доброе утро, мистер Поттер.
— Доброе утро, мистер Филч. Аргус двинулся дальше, Поттер остался с горгульей.
«Видит ли он?» — подумал Филч. Нет. Никто не видит — только он сам и кошки. Никто не знает — только Макгонагалл и мёртвые директора. Аргус посмотрел на карту и улыбнулся. Впереди его ждало много работы и бесконечное количество времени.

Отредактировано Пират (2018-04-05 14:44:50)

Как утверждают отдельные классики мировой литературы, любовь побеждает всё. Оставим это преувеличение на совести поэтов. Куда резоннее было бы утверждать, что любовь изменяет всё, и часто не в лучшую сторону. Впервые с одной из таких метаморфоз Аргус столкнулся на четвёртом десятке жизни. Ничто не предвещало бурных событий. Так это обычно и случается — самые страшные сказки начинаются с коварно-пасторального «жили-были». Ведьмы и волки-людоеды появляются, когда вы уже втянулись. Был безоблачный летний день. Аргус посетил Хогсмид и собирался возвращаться, когда вспомнил, что мадам Пинс просила его забрать какие-то рецепты у особы со странной русской фамилией «Наподобие». Как знали все (кроме Филча), недавно поселившаяся в Хогсмиде мадам Наподобие была специалистом по колдовской косметологии и автором книги «Из Лимона в Лимонад: не ждите милостей от природы». После того, как стеллаж с «Лимонадом» опрокинулся на смятенных книгочеев прямо в торговом зале «Флориш и Блоттс», книгу можно было с полным правом назвать нашумевшей. Утомившись славой (или её ожиданием), мадам Наподобие оставила Лондон и перебралась в Хогсмид, чтобы пожить простой деревенской жизнью. Её коттедж находился на окраине деревни, совершенно не по дороге в Хогвартс. День выдался жарким, и истекающий потом Филч пожалел о своей услужливости. Новая хозяйка коттеджа не озаботилась применением своих косметологических талантов к доставшемуся ей жилищу. Краска на дверях коттеджа облупилась, газон заглушили сорняки. Возле крыльца красовался чертополох, такой рослый и бравый, что, увидев его, человек немедленно задавался вопросом: зачем возиться с чахлыми заморскими растеньицами, когда эдакие молодцы готовы украшать ваш сад, ничего не требуя взамен?
— Мистер Филч? — пропела владелица чертополоха, заполняя дверной проём, как белопенная доброжелательная волна. Аргус предпочитал женщин менее основательного сложения, однако мадам Наподобие трудно было отказать в привлекательности. Её облегало платье цвета пиццы — жёлтое с разноцветными вкраплениями, большая брошь на вороте алела, словно кружок помидора; щёки напоминали клубнику со сливками, губы — клубничную помадку, а причёска — пшеничный каравай. Всё вместе тянуло на полноценный обед.
— Мадам Пинс просила меня забрать какие-то…
— Да-да, — перебила его мадам Наподобие. — Входите, я сейчас всё принесу. Хотите выпить?
— Слишком рано. — Для вина и любви никогда не бывает слишком рано, — наставительно произнесла мадам Наподобие. — К тому же, судя по запаху, вы уже разговелись. Филч моргнул.
— Джин, — сказал он осторожно. — Не отказался бы. Воспользовавшись тем, что хозяйка отвернулась, он украдкой сунул руку под сюртук и отлепил рубашку от тела. Несмотря на жару, в доме топился камин.
Мадам Наподобие подала ему стакан с джином и заговорщицки подмигнула: — Можете снять сюртук. От неожиданности Филч вздрогнул и выплеснул весь джин в глотку.
— Вот это по-нашему, — одобрила мадам Наподобие и налила ещё. — Надо полагать, вы не читали мою книгу?
— Боюсь, что нет.
— Могла бы и не спрашивать. По вам заметно. — Косметологиня была тактична, как цунами. Аргусу захотелось домой, к миссис Норрис. — Слишком длинный нос, слишком вытянутый подбородок — всё это можно исправить, если у вас есть деньги. У вас есть деньги, мистер Филч?
— Нет.
— Я сделала бы это из любви к искусству, — задумчиво проговорила мадам Наподобие. — Ваша внешность — вызов для моего мастерства. Хотите стать красавцем? Филч представил себя красавцем. Урождённое уродство почему-то казалось предпочтительней.
— Не надо, — сказал он. — Мне и так хорошо.
— По-вашему, внешность не имеет большого значения?
— Если бы думал, что имеет, удавился бы в детстве, — ответил Аргус откровенно.
Мадам Наподобие засмеялась и долго не могла остановиться. — Как жарко! — сказала она наконец, отдуваясь и обмахиваясь пачкой листков, приготовленных для мадам Пинс.
— Потушите огонь в камине, — предложил Аргус.
— Я хочу, чтобы воздух здесь стал посуше, — объяснила мадам Наподобие. — В английских домах ужасно влажный воздух. Даже не знаю, что хуже — терпеть жару или влажность. Ложишься в кровать, и простыня облепляет тебя, точно смертофалд. — Не переставая говорить, она стянула платье и дружелюбно посмотрела на Филча. — Хотите проверить?
— Почему бы и нет? — ответил Аргус. Их связь продлилась целое лето и половину осени. Аргус начал подумывать о более тесных узах и для начала выяснил, как его новая подруга относится к кошкам (положительно), однако судьба приготовила им сюрприз. Мадам Наподобие обладала множеством привлекательных черт и одной непривлекательной — она была из тех людей, которые всегда желают своим ближним добра. Мысль о принудительном улучшении физиономии Филча не оставляла её. Такого совершенного лимона ей ещё не попадалось. Аргус был воплощением лимонности. Сделав из него лимонад, мадам Наподобие перещеголяла бы Пигмалиона. Убедившись, что Филч глух к голосу тщеславия, она решила пойти в обход — приготовила начинённую чарами ловушку. Главное — начать, разумно решила мадам Наподобие, а потом всё пойдёт как по маслу. Попавшийся Филч должен был приобрести подбородок классической формы, с мужественной ямочкой. Щетину мадам Наподобие решила оставить. Беда была в том, что она понятия не имела, насколько по-разному они с Аргусом видят мир. Мадам Наподобие спрятала ловушку во рту — учитывая время и место, выбранные для нападения, больше было негде, — приоткрыла губы и выпустила её вместе со вздохом. Маленький светящийся шарик (каким он казался колдунье) никак не мог напугать Филча. Зато крохотная уродливая тварь, собравшаяся впиться зубами ему в лицо, напугала, да ещё как. Аргус ударил тварь ладонью, та влетела в рот незадачливой чародейке, раздался хлопок… и мадам Наподобие исчезла. Вместо неё в простынях путалась огромная игуана. Филч с криком спрыгнул с постели и впечатался в стену спиной. Игуана растерянно вращала глазами.
— Мерлин мой! Что это такое?! — завопил Аргус. Игуана зарылась в одеяло, оставив снаружи только кончик острого зелёного хвоста. Филч трясущимися руками натянул штаны. Когда способность соображать к нему вернулась, он сделал единственно возможный вывод: раз женщина исчезла прямо из-под него, а вместо неё на том же самом месте появилась зелёная морщинистая тварь — стало быть, это и есть мадам Наподобие. Он прождал до вечера. Ничего не изменилось, разве что игуана из кровати перебежала под гардероб. Аргус решил, что без посторонней помощи тут не обойтись. Дело было деликатное. К счастью, Филч знал одного специалиста по деликатным делам. Он вернулся в Хогвартс и поднялся на вершину Надежды. Дамблдор оказался в своём кабинете. Сдвинув очки на кончик носа, он вопросительно поглядел на Аргуса.
Откашлявшись, как Лоркан д’Эф перед выступлением, Филч начал: — Как вы относитесь к игуанам, сэр? Не в лимонной глазури?
— Полагаю, они имеют право на существование.
— А если они родились не игуанами?
— Думаю, будет лучше, если вы скажете прямо, чего хотите, Аргус, иначе не представляю, чем я вам смогу помочь.
— Я тоже не представляю, — сказал Филч. — До сих пор не могу поверить, что это случилось! Игуана попалась не сразу. То ли она не соображала, что с ней происходит, то ли не хотела никого видеть, но Аргусу пришлось побегать, прежде чем он её изловил. — Вы пытались её поцеловать? — осведомился Дамблдор. — Может быть, она…
— Если бы только поцеловать! — ответил Филч и передёрнулся.
— Понятно. Думаю, вам лучше выйти. Аргус тоже так думал. Дамблдор нагнал его на полдороге к Хогвартсу.
— Ваша дама очень огорчена этим печальным инцидентом, — сказал он. — Вряд ли вам стоит навещать её в ближайшие три дня.
Тремя днями дело не ограничилось. Огорчение мадам Наподобие оказалось настолько сильным, что она немедленно собрала вещи и перебралась на континент, не попрощавшись с Филчем. Тот был только рад. Призрак игуаны навсегда встал между ними.

Аргус повиновался. Едва узел на нитке был завязан, кошка начала расти. Мистер Аскгласс опустил её на пол. Через минуту миссис Норрис превратилась в женщину лет сорока, худую, с сердитым лицом и большими выпуклыми зелёными глазами. Она поднялась с четверенек, оглянулась, охнула и упала без чувств. Аргус подхватил её.
— Маленькой девочкой эта особа наступила на Кошачий камень, — сказал Аскгласс. — Теперь чары сняты. Можете жениться на ней, мистер Филч, коли желание не пропало. С этими словами он поднялся из-за стола и покинул зал, ни с кем не попрощавшись; в поднявшейся суматохе его уход остался едва замеченным. Мадам Помфри и Минерва Макгонагалл отобрали у Филча миссис Норрис и принялись приводить её в чувство. Кирнах стоял возле Филча, сворачивая серебряное блюдо в трубку.
— Что ты делаешь! — рявкнул Аргус.
— Это он! — проскрипел эльф. — Явился сюда посмотреть, держатся ли чары. Как мне проклясть лжеца, чтобы его поганая плоть сгнила прямо на костях? — Ты про Аскгласса?
— Его зовут иначе. Это один из них, из Обманщиков!..
Так Филч узнал, что Слизерин до сих пор ходит по земле. Этой новостью он ни с кем делиться не стал, решив, что хорошенького понемножку. Да и кто бы ему поверил? Превращение кошки хогвартского завхоза потрясло магов не меньше, чем история с Волдемортом. Все ждали, что миссис Норрис и Аргус поженятся, но этого не произошло: им жаль было портить браком старую дружбу. Спасаясь от репортёров, миссис Норрис уехала в маленький городок на западном побережье и вышла замуж за местного мясника. С Аргусом они остались лучшими друзьями и делились последними сплетнями в переписке, которой не мешало кроткое недовольство супруга миссис Норрис (теперь — миссис Декстер). Филч сделал мисс Пинс предложение, от которого она не смогла отказаться. Кошек он больше не брал — это было бы худшей изменой, чем женитьба. Вместо этого Филчи завели клобкопуха по кличке Таракан. Их безоблачное счастье не омрачало даже то, что временами Аргус ошибался и называл жену «миссис Норрис».